Читает Сергей Юрский

Текст с конверта грампластинки 1972 года:

На сцене Ленинградского академического Большого драма­тического театра имени М. Горького Сергей Юрский дебюти­ровал в 1957 году. На этой сцене им сыграно уже несколько десятков ролей. Много интересных работ было у него за эти годы и в кино. Сегодня Сергей Юрский — заслуженный артист РСФСР, один из замечательных актеров театра и кинематогра­фа. Всюду разный, он всюду узнаваем. Сквозную тему своего искусства он несет во многих обличьях, а суть ее все та же, собственная, дорогая актеру. В каждой его роли утверждается строгое и скромное достоинство человека, его добрая воля, его бескомпромиссная совесть, его несогласие с подлостью. Разве не в том суть его Чацкого в «Горе от ума» и его Тузенбаха в «Трех сестрах», его Полежаева («Беспокойная старость») и Эзо­па («Лиса и виноград»)?.. Другой раз взыскующая тема обер­нется горьким и холодным отрицанием враждебного ей: не та­ков ли механический палач Дживола в «Карьере Артура Уи»?..

Юрский, актер интеллектуального обаяния, любит оттенить психологический портрет чертами странности, сопроводить па­тетический жест задумчивой усмешкой, сыграть сразу и образ, и свое отношение к образу, отношение актерское и гражданское. Он далек от однозначных ответов, и ему равно доступны философская лирика и сатира, героика духа и гротеск.

То же — в широко известных кинематографических ролях Юрского: Тапи в фильме «Человек ниоткуда», инженер-энтузиаст Маргулис («Время, вперед!»), старый интеллигент Викниксор («Республика Шкид»), даже грустноватый весельчак Остап Бендер («Золотой теленок»).

То же — и в телевизионных спектаклях. Здесь он успешно пробовал себя и как актер, и как режиссер. Новые интересные его возможности открылись в поставленной им на телевидении двухсерийной «Фиесте» по роману Хемингуэя.

Что ж удивительного в том, что и эстрада так же прочно вошла в насыщенную творческую жизнь Сергея Юрского!..

Его концертные программы обходятся без сцен из спектак­лей, без фрагментов из кинофильмов. Здесь у него особые цели и способы воздействия. Неверно было бы вовсе противопостав­лять в творчестве Юрского эстраду и театр. Ясно, однако, что союз между ними складывался не просто.

Сергей Юрский вырос в театральной семье. Всегда мечтал об одной профессии — актерской. Восьмиклассником пришел в кружок художественного слова Ленинградского Дворца пионе­ров. Почему-то считалось, что будущему актеру заниматься в театральной студии негоже, это может привить вредные штампы.

Юный чтец был уже победителем нескольких конкурсов, когда буквально без оглядки бежал с какого-то очередного кон­церта. «Хотелось играть, а не говорить, быть другим, а не самим собой, ходить с приклеенными усами, с подведенными глазами, а не стоять со своим скучно-обыденным лицом, держась за стул», вспоминал потом Юрский. Сцена влекла так неодо­лимо, что он стал заниматься в театральном кружке того же Дворца пионеров. Потом играл в самодеятельном театре Ле­нинградского университета. И наконец поступил и Ленинград­ский театральный институт. Студентом третьего курса он сыграл Олега в пьесе Виктора Розова «В поисках радости» на сцене Большого драматического театра. Уже первый персонаж Юрского был наделен тем поэтическим мироощущением, которое впоследствии будет сродни многим и многим истинным его героям. Должно быть, сказалась поэтичность актерской на­туры. Она не только в том, что Юрский пишет стихи и иногда читает их с концертной эстрады. Актер поэтичен по самой сути. И богатство человеческой индивидуальности так или иначе окрашивает его создания.

Интерес к концертному чтению возродился у него уже во время paботы в театре. Правда, поначалу эстрада оставалась для Юрского как бы придатком театра. Прежде всего сред­ствами театра пробовал он выявить существо литературного текста. Игра, характерность, жанровая определенность, корот­кие, но емкие портретные зарисовки — все это присутствовало в чтецкой манере Юрского. Лирика давалась меньше.

Он читал Гоголя. Мопассана, позднее Чехова. Постигал на деле секрет, некогда открытый ему единственным режиссе­ром его ранних работ, отцом — Юрием Сергеевичем Юрским. Отец предложил «играть прежде всего автора, и уже от его лица, через его восприятие — персонаж», — рассказывает ак­тер. Так и читал Юрский «Клевету» Чехова, «Награжден» Мо­пассана.

Но секрет, как всяческий секрет в искусстве, не был уни­версальным и со временем обнаружил свою относительность. Он мало подходил, например, к орнаментальному сказу зощенковского героя-повествователя. Рассказ Михаила Зощенко «Слабая тара», прочитанный Юрским, представил смену пере­воплощений повествователя-героя и повествователя-актера. Автор в этом рассказе не говорил от собственного лица, а пря­тался за маску этакого простака, да еще и менял маски, вы­водя попутно других участников действия...

Чтобы прослушать все, читанное Юрским с эстрады, пона­добился бы не один вечер. Но в каждом произведении на свой лад звучит все та же главная для Юрского мысль о благород­ном назначении человека, о его свободном достоинстве и чести. Эстрада и театр встречаются на почве близких обоим содержательных задач. И всюду актер дает ощутить радость находок в давно знакомом произведении, увидеть привычное в неожиданном ракурсе.

Принцип «играния автора», когда чтение, по словам актера, превращалось в «театральный монолог со свободной мизан­сценой», во многом предопределил отбор репертуара и манеру подачи. Так вырабатывался стиль. Над концертными програм­мами Юрский и дальше трудился самостоятельно.

Тягу к эстрадному монологу вызвала нужда в прямом раз­говоре с залом. Доверительный этот разговор протекает на самом высоком уровне, вплоть до классики, и прежде всею посредством классики. Пушкинский «Онегин» для Юрского — гигантский монолог, длящийся девять лет, где «вся жизнь, вся любовь, вся душа» поэта, «все его чувства, понятия, идеалы», говоря словами Белинского. Монолог, окрашенный исповеднической интонацией. «Я понять тебя хочу, смысла я в тебе ищу», — мог бы повторить актер слова Пушкина, адресован­ные жизни. Личность Пушкина, пушкинское восприятие мира особенно влекут Юрского. Актер возвращается к работе над пушкинскими образами снова и снова. Несколько лет назад он прочитал по телевидению все десять глав «Евгения Онеги­на». Фрагменты романа постоянно звучат в его нынешних кон­цертах.

Ныне театр и эстрада — две весомые части творческой жизни Юрского. Театр — большая, эстрада — меньшая. Театр — родина. Эстрада — путешествие. Одинокое путешествие к зрителю-другу, без партнеров и без кулис. Но путе­шествия нужны так же, как и возвращения. С ними взаимо­проникновение становится все сильнее. Сегодня уже на эстра­де поставил Юрский одноактную пьесу Бернарда Шоу «Из­бранник судьбы» и маленькую драму Александра Володина «В сторону солнца». Возникло как бы встречное движение — от эстрады к театру, к своему театру. Когда-то Юрский бежал из кружка чтецов в театральную студию. Потом, уже профес­сиональным актером, уходил на эстраду от партнеров. Теперь он зовет их с собой.

И чтецкие вечера Юрского вызывают все больший инте­рес. Слушатели всякий раз обнаруживают в актере умного, тонкого, откровенного собеседника, который размышляет, сомневается, ищет здесь, сейчас, на глазах у зала, хотя знает о жизни больше, чем зал, размышляет глубже, чувствует острее. Он ведет зал за собой, поясняя смысл событий, о ко­торых рассказывает, и отношение к ним, которое по види­мости прячет. Его эмоция интеллектуальна. Поэтичность соче­тается с рационализмом. Но всегда, выходя на сцену Чацким ли, Тузенбахом, играя ли в кино Остапа Бендера, читая ли с эстрады стихи Есенина и Пастернака, он остается самим со­бой, необычной, многомерной творческой индивидуальностью, властно влекущей к себе. Профессионального мастерства Юрского слушатели словно бы уже не замечают. На эстраде — чтец-мыслитель, чтец-исповедник и наставник. Он мыслит со своими героями, а попутно раздумывает о жизни и судьбах этих героев, взывая к чувству, разуму, совести всех. Он пред­лагает залу сосредоточиться на том, что случилось с героями, но заставляет вдуматься и поглубже, с поправкой на опыт времени. А если рассказ требует иллюстрации, — что ж, актер введет и показ, наглядный и меткий. Зато философская лирика присутствует в каждой его работе.

Юрский ищет постоянно, он постоянно в движении. Ма­нера меняется, суть поисков неизменна. И сегодня артист вводит в выразительную стихию слова чисто изобразительные краски, смело сдвигает начала филармонической концертности и театральной зрелищности.

Впереди у Сергея Юрьевича Юрского новые работы. И каждому, кто знает его по сцене и экрану, предстоит всякий раз заново открываться себя актера высокой эстрады.

Виктор Боровский, кандидат искусствоведения